«Мама выгнала меня, трехлетнюю, в подъезд»
— Сколько я себя помню, меня били родители. А помню я себя лет с двух.
Я — ранний ребенок, родителям было чуть больше 20, когда я родилась. И, думаю, они были просто не готовы к тем трудностям, что начинаются с появлением ребенка. Мама безумно уставала, она в это время еще училась и уже работала. И первые побои я помню от мамы.
Мама била меня ремнем, ладонью, всем, что под руку попадалось, и за волосы таскала очень жестко. Как-то она сказала мне: «Я от тебя устала, ты мне надоела, иди отсюда». И выгнала меня, трехлетнюю, в подъезд. Я, заплаканная, избитая, долго спускалась по лестнице на улицу. И целый день там провела, потому что боялась возвращаться домой.
Папа на меня маленькую не поднимал руку и начал бить, когда я в школу пошла. В семь лет это уже был воспитательный процесс. Папу тоже жестко били его родители — до крови. Поэтому бить детей для него было привычным явлением. Если я задерживалась на улице, он встречал меня ремнем. И так продолжалось до 14 лет.
Из всех детей родители били только меня. Младшая сестра совершала более тяжелые провинности, ее пальцем не трогали. Брата физически наказали один раз, когда он украл половину зарплаты у папы и детям во дворе купил всякой ерунды.
Но несмотря на побои, я продолжала любить своих родителей, ремень никак не влиял на мое отношение к ним. Я думала: «Это я плохая, я все это заслужила, надо больше стараться».
Насилие было частью моего мира, мне кажется, я воспринимала его как норму. То же самое происходило в семье маминой сестры, у друзей во дворе. И все это были обычные с виду, вполне приличные семьи. Но внутри каждой было много боли.
Однажды произошла страшная история, мне до сих пор ее больно вспоминать. Мне было лет 14. Папа выпил и сильно избил маму. До крови. Я имела глупость вмешаться — встала между ними. Он меня головой ударил об стенку и дал пощечину. А мама, которую я пошла защищать, схватила за волосы, оттаскала и накричала, что я лезу не в свое дело. Избила за то, что я попыталась ей помочь.
После этого папа нас всех взял за шкирку и выкинул из подъезда. Я была в ночной рубашке, босиком, и в таком виде нам пришлось идти по улице к тетке, чтобы переночевать. Мне, подростку, было ужасно, невыносимо, стыдно идти в таком виде по улице.
Папа, протрезвев, перед нами не извинился. Мама тоже никогда не извинялась, она считала, что она права и все делает правильно.
«Семья для меня стала синонимом дикого кошмара»
После школы я уехала учиться в другой город и наши отношения с родителями улучшились — мы стали меньше видеться и меньше ссориться. Но когда я на Новый год приезжала в родной город, мы всегда ругались. До рукоприкладства не доходило, но это были глобальные ссоры. Как будто мы год копили напряжение, а потом взрывались. Даже младший брат, которому тогда было лет десять, участвовал — орал, кидал предметы.
Наутро все делали вид, что ничего не происходило. После ссор наступал благополучный мир, все друг друга любили, друг о друге заботились. Все было как бы хорошо.
И семья для меня стала синонимом дикого кошмара. Я никогда не хотела замуж и не понимала, зачем люди добровольно на это идут. Ради чего?! Если можно спокойно жить, работать, тусоваться, путешествовать, встречаться с друзьями. А брак — это ужас и мрак. Я не видела ни одного плюса в семейной жизни. Я хотела жить одна и в 30 лет взять ребенка из детдома. Я думала, что детей на свете и так слишком много. Зачем кого-то еще рожать, когда уже готовые дети есть? И можно их судьбу поменять, дать любовь, тепло, заботу.
А в 23 года со мной случилась случайная беременность. Вовсю разошлись гормоны, отвечающие за привязанность к тому, что кого-то носишь. Если я до этого считала, что аборт — это норма, если ребенок не желанный, не любимый, не долгожданный, то во время первых месяцев беременности думать так перестала. Мужа у меня не было, зарабатывала я мало. Но я шла в поликлинику за направлением на аборт, по дороге видела в песочницах детей, и у меня перед глазами вставала картина, как моему ребенку откручивают голову. Разворачивалась и возвращалась домой.
Я позвонила маме. Она сказала: «Рожай, я тебе помогу, я тебя поддержу». Папы на тот момент уже не было в живых.
Рождения младенца я ждала с ужасом, потому что ничего в этом не понимала — а что с ним делать? Я купила толстую книгу про беременность, читала ее и паниковала от того, что меня ждет.
«Первый раз насилие я проявила, когда малышу было полгода»
Когда сын родился, вначале я кайфанула. Он был такой милый, смешной, трогательный. Уже в роддоме я почувствовала к нему большую любовь. И большой страх за него. Но эти чувства не уберегли меня от повторения родительского сценария. Хотя, конечно, я думала, что никогда своего ребенка не ударю.
Первый раз насилие я проявила, когда Вовке было полгода. У него была простуда за простудой, он плохо спал, я не спала вообще. Несколько суток без сна — это пытка. И когда сын начал кричать в очередной раз, а я только задремала, я взяла его, бросила на кровать и выскочила из комнаты. Мне показалось, что я его сейчас ударю. Проснулась моя мама и сказала мне: «Иди в другую комнату, я с ним переночую, только не трогай его». Я выспалась. И почувствовала дикий стыд.
Такие волны усталости, срывов и стыда были постоянно. Первый год жизни ребенка — очень тяжелый. Особенно если нет помощи. Мама не могла мне много помогать, она работала, вставала в 6 утра и уходила на работу. Помогала мне только вечерами и в выходные. Я ей очень благодарна, потому что ни один мужчина не помог бы мне столько, сколько мне моя мама.
Тяжелее всего мне было, когда ребенок кричал. Я не знала, как его успокоить, как с этим бороться, если не схватить его в охапку, не отшлепать, не посадить куда-то в угол.
Взять на руки и обнять не всегда помогало, он мог толкаться руками, ногами, отпихивать меня.
Чаще всего это происходило на улице, среди людей, когда я чувствовала полную свою беспомощность. Он мог орать на всю улицу, ложиться в грязь, в лужу, биться руками и ногами. И я с собой ничего не могла сделать, никак себя сдержать. Я его просто хватала и била как сволочь. Орала на него бесконечно.
А потом я вышла замуж.
«Сын встретил моего мужа с радостью»
Еще когда я была беременна, поняла, что одна не вывезу. Тем более, родился мальчик. Если бы родилась девочка, может, я бы в замужество не особо рвалась. Думаю, мы с девочкой договорились бы, спокойно прожили вдвоем. А в сыне мне хотелось мужские качества закладывать. И как я могла бы это делать без мужчины? Поэтому я сознательно решила, что мне нужен муж, а моему сыну — отец и брат или сестра.
Я несколько раз пыталась завязать отношения, но все это было не то. С Сережей, своим будущим мужем, я познакомилась на работе.
Ко всем мужчинам-коллегам я подходила с одним и тем же вопросом: «Ты тиран?» Мне было интересно, каким кажется мужчина и какой он на самом деле. Мой будущий муж выглядел как тиран. И в ответ на мой вопрос он долго смеялся. И вообще, подумал, что я с ним так оригинально заигрываю. Пригласил меня в кино. Через несколько месяцев мы стояли в ЗАГСе. И еще через несколько месяцев родился второй ребенок.
Во время первых свиданий мы много говорили про семью. И он был инициатором этих всех разговоров, спрашивал, какие у меня были родители, как мы жили. Мы узнавали жизнь каждого из нас еще до свадьбы.
Так я узнала, что у моего мужа был очень интеллигентный папа, педагог. Он был культурным, спокойным, у него было много нравственных ценностей, которые он нес как знамя. Когда моему мужу было десять, его папу арестовали за то, что он написал письмо против произвола коммунистической партии. Он посчитал, что экономически наша страна падает в пропасть.
Отца посадили, воспитывала сына одна мама. Она была уравновешенной, спокойной, умиротворенной женщиной. И мой муж вырос таким же, он очень неконфликтный и даже не дрался ни разу в жизни. Служба в армии была для него самым страшным событием в жизни. Держать в руках оружие, направлять дуло на людей было для него неприемлемо, отвратительно и противоестественно.
Сын встретил Сережу с радостью, полюбил его с первого дня, висел у него на шее. Его вообще очень любят дети, он похож на большого кота и вызывает ощущение покоя. Поэтому сыну было уютно в его руках. Сережа был очень терпеливым, спокойно выносил все капризы, никогда не повышал голос, не ругался. Это было гармоничное появление нового человека в нашей семье.
Но я продолжала срываться на старшем сыне, точно так же орала на него. Я не била его, как меня мои родители, но подзатыльники он получал.
Муж меня не останавливал — потому что у нас был конфликт из-за Вовки. Мне казалось, что Сережа к нему придирается много. Он не повышал голос, не ругался, но если Вовка забывал помыть посуду, выедал ему мозг чайной ложечкой за это. Меня это бесило страшно, и я прямо говорила: «Не лезь к моему сыну, не трогай его». Так Сережа отстранился от моих взаимоотношений с Вовкой.
Но у нас же быстро родился общий сын. В первые его малышовые годы я была спокойной мамой. Муж мне очень помогал, проводил ночи с Темой. Я сцеживалась заранее, и он кормил его из бутылочки, готовил, убирался. В выходные Сережа вставал рано, брал Тему, уходил в другую комнату, закрывал дверь и я спала до полудня, отсыпалась. Но когда Тема немного подрос, я попыталась на него наорать. И Сережа категорически сказал: «Я не лез в ваши отношения с Вовой. Но Артем — мой сын, я тоже диктую правила. На Артема орать нельзя».
Я это восприняла в штыки, но ответила: «Хорошо, тогда сам его воспитывай и разговаривай с ним». На старшего я так и продолжала орать.
«Если вы хотите перестать орать на ребенка, попросите близких заснять этот процесс»
Я четко помню переломный момент, когда поставила себе цель разучиться орать. Старшему тогда было восемь лет, а младшему четыре.
Мы разбирали архивы и наткнулись на видео, где дети катаются на санках зимой, веселятся, хохочут, падают. Я Вовку беру за шкирку и начинаю на него орать на пустом месте. Я не помню, что стало пусковым механизмом, почему я на ребенка кричу. Какую-то ерунду придумала, что дети не должны вместе съезжать: «Зачем ты лезешь вслед за Темой, вы там столкнетесь». Вовка беспрекословно встал с краю и смотрел, как Тема катится.
От этой картинки мне стало очень стыдно. Как будто в меня ввинчивают ржавые шурупы и проворачивают, проворачивают их. Потом я узнала, что некоторые люди так бросают пить — видят себя на видео пьяных и все, как отрезает. Так что, если вы хотите перестать орать на ребенка, попросите близких заснять этот процесс.
И я начала себя перевоспитывать. Два-три месяца сдерживалась искусственно, тщательно себя контролировала. Когда мне хотелось поорать, я начинала громко, по-дурацки шутить, снимая напряжение. А дальше уже привычка не орать стала нормой. Это как с отказом от курения — сначала невыносимо, а потом радуешься, что справился с зависимостью.
Когда оба сына подросли, я поняла, насколько я их люблю. Они вызывают у меня гигантский прилив любви, словно происходит сильный прилив окситоцина. Может, биохимия мозга изменилась? И на мужа взамен я тоже не стала срываться. Любовь к ним всем перекрыла все.
Сейчас старшему 17 лет, а младшему 13. Несколько лет назад мне хватило сил и мужества попросить у детей прощения. Удивительно, но они оба ничего не помнят.
Старший сказал, что я идеальная мать, а младший считает меня образцом доброты.
Тема так и сказал: «У моих друзей матери ужасные, кричат, бьют детей, а ты меня никогда не била». Возможно, тяжелые воспоминания стерлись на фоне общей позитивной обстановки в семье.
Сейчас мы живем мирно, гармонично, мы все четверо как будто спаянные. А возможно, это другое поколение детей. Им неинтересно спорить, что-то кому-то доказывать, неинтересно тратить энергию на обиды.
Но я все равно постоянно чувствую вину за прошлое перед детьми. И вина моя неизбывна.
«Насилие ничем нельзя оправдать»
Уверена, что семейный сценарий мне удалось изменить только благодаря мужу. Если бы мне попался такой же псих, как я, ничего хорошего бы не вышло. Только Сережино терпение помогло, он мне показал, что отношения внутри семьи могут быть другими, гармоничными и спокойными. Я попробовала, мне понравилось. Загадка, конечно, почему мужчина со здоровой психикой выбрал женщину с не очень нормальной психикой. Я его как-то спросила об этом, он ответил: «Ты была самой красивой девушкой в моей жизни. Была и есть. Разум и сознательный выбор тут ни при чем».
Как битая дочь и в прошлом бьющая мать, я точно знаю, почему нельзя бить детей и почему нельзя на них кричать. Потому что насилие, физическое и эмоциональное, разрушает и ребенка, и тебя. И ничего нельзя добиться криком, ничего. Когда сын кричал прилюдно и у меня не получалось его успокоить, я почему-то о других людях думала больше, чем о собственном ребенке, о его удобстве и благополучии. Это, конечно, было неправильно, прежде всего родитель должен думать о ребенке и быть на его стороне. Строгость, конечно, нужна, как и границы, но не в ущерб детской психике.
Я поняла важные философские вещи. Мы не можем повлиять на другого, но мы можем повлиять на себя и перевоспитать себя. Взращивать любовь и милосердие в себе надо ежедневно. Если ты орешь на детей, ты им доказываешь, что ты не очень умный человек и не нашел других методов воспитания. Нельзя насилие проявлять к слабым, насилие вообще нельзя проявлять ни к кому. И насилие ничем нельзя оправдать.
Фото: freepik.com, shutterstock.com
