Елена Кучеренко
Недавно отец Евгений, мой знакомый украинский батюшка, исповедовал на дому женщину. Не старую еще. Около шестидесяти. Была она очень больна, практически при смерти. И эта исповедь была первой в ее жизни. Она и в храм-то не ходила, не считая крещения в далеком детстве.
Умирающая совершенно не разбиралась в религиозных вопросах, но очень просила родных позвать ей батюшку. И помолчав какое-то время, слабым голосом сказала:
— Я не знаю, что принято говорить. Но скажу. Главное — я ведь и не жила вовсе…
И заплакала.
Вот родятся, тогда заживем
Долгим был этот разговор. Хотя сил у Валентины было совсем мало, она все вспоминала и вспоминала…
— Я не жила, — повторила она. — Я все время ждала, что еще немного и начнется у меня та самая настоящая жизнь. Мне ведь всегда чего-то не хватало. И я думала: «Вот еще немного, и будет счастье».
Нет, счастье у нее, конечно было. Но в том же далеком детстве. Когда ребенку, в принципе, и не надо ничего. Только бы мама и папа были рядом и любили.
А потом Валентина начала взрослеть. Быстро надоела ей их деревенская жизнь с ее однообразием — огород, дойка по утрам, куры. И думала она: «Вот закончу школу, уеду в город, тогда и заживу».
Уехала, поступила в училище.
— «Вот закончу, устроюсь на работу, тогда все у меня будет хорошо», — думала я тогда. И все ждала, когда это «хорошо» настанет.
Выучилась, вроде и работа есть. И даже неплохая. Но теперь бы замуж выйти, тогда и настанет светлое будущее.
И замуж вышла. За хорошего человека, Николая. Но первые годы не было детей.
— Вот родятся, тогда заживем как люди. Будет у нас настоящая семья, — думала Валентина и страдала, что не как у всех. Ждала… По врачам да бабкам бегала.
Когда никому ничего не будет должна
И дети родились. Сначала мальчик Дима, а потом Верочка.
— Муж был на седьмом небе от счастья. Первенец, сын! А на дочку вообще надышаться не мог. Платье мне подарил. Тогда сложно было что-то достать. Но он нашел. Такое голубое, из парчи, нарядное. «Пойдем гулять, будешь самой красивой», — говорил.
Но Валентине было не до платья, хотя оно ей очень нравилось. Повесила она его в шкаф и все думала: «Вот подрастут дети, станет легче. Тогда и надену, прическу сделаю, крылья расправлю».
И все ждала, когда же вырастут Димка с Веркой. А то болезни замучили, капризы их, ночи бессонные. Готовка, уборка, какое тут платье…
Подросли немного дети, сад, школа. Но крылья не расправлялись. Квартиру новую ждала, трехкомнатную. Получить бы быстрее, обставить. Стенку шведскую, хрусталь за стеклянными дверцами, ковры… Вот справят новоселье и наденет Валентина то платье. А пока подождет оно до лучших времен.
Обставили новую квартиру, но новоселье не справляли. На машину в очередь встали. Деньги откладывали.
— За каждую копейку тряслась. Лишнего боялась позволить. Думала — вот купим машину, потом повысят мужа в должности, тогда заживем уже как люди. И платье надену…
Годы шли. Детям в институт надо.
— Вот поступят, выучатся, людьми станут, разъедутся, — тогда и заживем с мужем уже для себя. Вздохнем полной грудью, — думала Валентина.
И ждала, когда, наконец, наступит у нее настоящая жизнь. И наденет она то платье, которое так и висело в шкафу. Никому она уже ничего не будет должна. Свобода.
В шкафу висело платье
Но не успела вздохнуть. Мечты о внуках не дали. У всех внуки есть, а у нее нет. И все ждала, когда же. Когда же придет долгожданное счастье.
Когда появились внуки, Валентина помогала, конечно. Но было трудно. И мечтала, что подрастут и они. Тогда возьмет она их за руки, пойдут в парк. Красивые внуки и она — в красивом платье. Но дети с внуками переехали в Польшу. Там и живут до сих пор.
Плакала Валентина, а потом с мужем дачу купили. Чтобы время свободное как-то убить.
— Давно я о даче мечтала, но и здесь не радовалась. Все думала, вот отремонтируем ее, расширим, расстроим, тогда и заживем. А пока копили на это, стиснув зубы. Я даже ездить туда не любила. Все ждала, когда же сделаем из нее «конфетку», тогда и нарадуемся. Позовем соседей, надену платье и будем праздновать.
И так всю жизнь. Зимой ждала Валентина лета, летом — зиму. В жару ждала дождя, в дождь — солнца.
— Я все будущего какого-то ждала. Жизнь на потом откладывала, — говорила она отцу Евгению. — Меня подруга все в храм звала. А я говорила: «Вот постарею — потом». А потом я заболела. Умираю, вот, батюшка… Смотрю назад — сколько же я пропустила. Мне бы радоваться — все же получается. Работа, муж, дети. Вернуть бы все. Я бы каждому дню спасибо говорила. Деревне нашей, где родилась. Рассветам, закатам. Улыбкам сына, дочки, первым словам. Как же быстро они выросли. Даче бы спасибо говорила. Сколько же всего хорошего было. Но думала: «Вот еще чуть-чуть, и наступит настоящая жизнь». А то самое настоящее не видела, не хотела. Не умела быть счастливой. Не жила, а как будто репетировала жизнь. Так и пронеслись годы. Даже платье берегла до лучших времен. Так и не надела ни разу. Откройте вон шкаф… Видите? Теперь прошу мужа в нем меня похоронить. Чего уж откладывать.
В шкафу, правда, висело старомодное голубое платье… Отложенное на потом вместе с жизнью.
